"Живой труп"

28.09.1911

Драма в 6 действиях, 12 картинах

Александринский театр. Основная сцена

1911

Бенефис вторых артистов труппы

Спектакль прошел 49 раз: Сезон 1911/1912 гг. - 45 раз Сезон 1912/1913 гг. - 4 раза Из «Театрального календаря» Санкт-Петербургской государственной театральной библиотеки» от 28.09.1911 г.: «Пьеса Л. Н. Толстого «Живой труп» увидела свет уже после смерти писателя. Начало ее сценической истории было положено в 1911 году. Первые премьеры прошли с разницей всего в несколько дней: сначала в Московском Художественном театре, а затем, 28 сентября, в Александринском театре. В Москве над спектаклем работали В. И. Немирович-Данченко и К. С. Станиславский, а в Петербурге режиссерами выступили В. Э. Мейерхольд и А. Л. Загаров. Сравнение почти одновременно появившихся постановок по неизвестной пьесе великого автора было неизбежным. Статьи о спектаклях и, собственно, о самом произведении буквально наводнили печать. В частности, горячо обсуждался вопрос о незавершенности толстовской драмы. Мейерхольд, в противовес многим, считал пьесу законченной, а ее «эскизность» — сознательным авторским решением. Это «новое» у Толстого и заинтересовало режиссера. Роль Феди Протасова была отдана Р.Б. Аполлонскому, Лизы — И.А. Стравинской, Саши — В.С. Стаховой, Карениной — М.Г. Савиной, Каренина — Ю.М. Юрьеву, Машу играла московская актриса Н.И. Комаровская. Вокруг спектакля разгорелись споры. Мнения существенно разделились и по поводу работы режиссеров, и актерского исполнения, и художественного оформления. С.М. Волконский считал, что «прекрасные» сами по себе декорации К.А. Коровина не всегда соответствуют настроению пьесы, душевным переживаниям героев, а «воображение зрителя за живописцем» местами «не поспевает». К.И. Арабажин, в свою очередь, писал: «Требования художественного реализма не были нарушены от того, что бытовые подробности были сведены до возможного minimumʼa». Критика вполне устраивала «обстановка «умеренного» реализма». Почти все отмечали замедленный ритм спектакля. Л.М. Василевский видел в этом «основной промах». А.Р. Кугель негодовал: «Эти тягучие, нескладные ритмы; эти "перепаузеные" паузы на каждом шагу», — а заканчивал свою статью фразой — «И скука ползет, ползет, как дым…». Арабажин, напротив, говорил, что «артисты […] не паузили, не создавали ненужных и немотивировавших передвижений». И.О. Абельсон же видел за «скукой» верно взятый авторский «тон», переданный «мягко, по Толстому вразумительно просто, без той "театральщины", на которую претендует сюжет». Противоречивость оценок как бы обнаруживала и противоречивость самой постановки. Некоторые современники отмечали, что наличие двух режиссеров было слишком заметным. Проглядывала внутренняя разобщенность, которая мешала целостному восприятию спектакля. Н.Д. Волков на этот счет писал: «В творчестве В.Э. Мейерхольда спектакль "Живой труп" не занимает важного места, и не потому, что Мейерхольд ставил его вместе с Загаровым, а потому, что "Живой труп" по-настоящему не увлек его». Параллельно с «Живым трупом» режиссер обдумывал уже давно намеченную постановку «Маскарада» и «стремился» «скорее сдать работу по толстовской пьесе, чтобы целиком отдаться» лермонтовской драме. Однако не обошлось и без любопытных находок. Интересным, например, был образ трактира, про который Кугель неодобрительно писал — «проникнут каким-то "дьяволизмом" и не похож ни на какой трактир в мире». Впоследствии исследователь творчества Мейерхольда К.Л. Рудницкий полагал, что «в таких вот неожиданных режиссерских озарениях проступали первые контуры экспрессионистских образов человеческого одиночества в пустынях и лабиринтах современного города: пустыня трактира и грязный лабиринт суда — тут личность терялась и погибала». Несомненно, Толстой был ближе «художественникам», чем Мейерхольду, существующему в иной эстетике, погруженному в мысли о театральном гротеске. И, сравнивая две постановки в ведущих театрах страны, многие отдавали предпочтение скорее «Живому трупу» МХТ, нежели Александринского театра.»