"Бархат и лохмотья" ("Свадьба Ван-Броувера")

19.02.1927

Александринский театр. Основная сцена

1927

а также артисты оперы В сезоне 1926/1927 спектакль был показан 9 раз. Из «Театрального календаря-265» Санкт-Петербургской государственной театральной библиотеки: 19 февраля 1927 года Академический театр драмы показал премьеру спектакля «Бархат и лохмотья» («Свадьба Ван-Броувера»). Эта пьеса — совместное произведение драматургов Э. Штуккена и А. В. Луначарского. Луначарского заинтересовала остросоциальная проблематика драмы немецкого писателя «Свадьба Ван-Броувера», и он взялся за ее перевод и переработку. Тема общественного неравенства была актуальна в условиях борьбы с буржуазной моралью. На советской сцене разворачивалась история талантливого художника эпохи Возрождения Адриана Ван-Броувера, оказавшегося перед выбором между верхом и низом, сытостью и бедностью, «бархатом» и «лохмотьями» и сделавшего этот выбор в пользу нищих и угнетенных. Луначарский считал, что в созданной Штуккеном «фигуре Ван-Броувера сосредоточен как бы сгусток немецкой богемы, отражено отчаяние германской интеллигенции перед бездорожьем послевоенного времени» и «Ван-Броувера можно назвать Гамлетом экспрессионизма» (Кузнецов Евг. «Бархат и лохмотья» // Красная газета. 1927. 21 февр.: веч. вып. http://lib.sptl.spb.ru/ru/nodes/932-aleksandrinskiy-t.. ). Режиссер К. П. Хохлов стремился четко следовать авторскому замыслу. Художник М. З. Левин ставил себе задачу объединить «приемы старого театра с четкостью современной декорации», поэтому применил «оба принципа (живописно-плоскостный и конструктивный)» (Там же). Спектакль выпустили к 25-летию сценической деятельности исполнителя роли Ван-Броувера Б. А. Горин-Горяйнова. В нем также были заняты: Г. Г. Ге (Ваббе), А. А. Усачев (Кик), В. Г. Киселев (Иоост), М. А. Потоцкая (Янетья), Р. Б. Аполлонский (Принц Барбансон), Н. К. Печковский (Дирк Ван-Иоде), Я. О. Малютин (Деегбрут), М. П. Домашева (Диана) и многие другие актеры Акдрамы. Среди массы опубликованных отзывов одобрительных было крайне мало. Большинство рецензентов в первую очередь указывали на несовершенства обновленной пьесы: композиционные погрешности, неясность мотивов героев, плохое раскрытие социальной темы. «Драматургическая беспомощность производит впечатление топтания на одном месте» (Энгельгардт А. Бархат или лохмотья? (Ак-Драма) // Ленинградская правда. 1927. 27 февр. http://lib.sptl.spb.ru/ru/nodes/932-aleksandrinskiy-t.. ), «скучная и несвязная пьеса» (Б. М. «Бархат и лохмотья» // Красная газета. 1927. 22 февр.: утр. вып. http://lib.sptl.spb.ru/ru/nodes/932-aleksandrinskiy-t.. ) «страдает совершенно невыносимой на сцене литературщиной и надуманностью» (Тверской К. Две премьеры // Рабочий и театр. 1927. № 9. С. 6 http://lib.sptl.spb.ru/ru/nodes/8361-rabochiy-i-teatr.. ), «тематической сбивчивостью», которая является не экспрессионистским приемом, а «ошибкой» (Кузнецов Евг. «Бархат и лохмотья» // Красная газета. 1927. 21 февр.: веч. вып. http://lib.sptl.spb.ru/ru/nodes/932-aleksandrinskiy-t.. ), — отклики такого порядка получила пьеса. Но некоторые все же признавали художественную ценность драматургического материала, считали его интересным, злободневным, близким экспрессионистской стилистике и полагали, что академический театр не был готов к работе с таким произведением: «Драматург стремится ввысь, а театр пятится назад. Драматург хочет чего-то нового, а театр умеет играть только по-старому» (Т-В-Д. Бархат и лохмотья // Жизнь искусства. 1927. № 11. С. 8 ). Требовалась иная техника исполнительского мастерства. Распределение и последующее толкование ролей рецензенты сочли неверным. Самой большой ошибкой, по общему мнению, стал выбор юбиляром Б. А. Горин-Горяйновым роли Ван-Броувера. «Он избрал [ее] себе […] совершенно напрасно, так как она лежит не в его плане и чужда характеру его дарования. В силу этого центральный стержень пьесы — «Гамлет экспрессионизма» — был выбит», — утверждал критик (Там же). Богатые красками, выразительными формами декорации и костюмы тоже не избежали критических замечаний. Некоторые очевидцы настаивали, что художнику не удалось достичь нужного баланса и внятно расставить акценты. Мир «бархата» с его лоском и блеском, по свидетельству критики, был проработан гораздо лучше мира ущербных «лохмотьев». «При таком нарушении элементарной логики зритель отдавал свои симпатии людям в бархате и уходил под впечатлением светлых хором и богатых костюмов» (Там же). Однако М. З. Левин, пожалуй, ближе всех подошел к решению авторской задачи, но его оригинальный замысел не был поддержан остальными создателями спектакля и на протяжении всего действия жил своей обособленной жизнью: «…общие сцены хаотичны, движения, речевая часть, общий рисунок не отвечают стилю пьесы, который налицо в декорациях и костюмах по рис. М. Левина» (Брянский А. М. Бархат и лохмотья // Красная панорама. 1927. № 13. С. 15).