"Нефть"

09.05.1930

Александринский театр. Основная сцена

1930

Спектакль прошел 15 раз Из «Театрального календаря» Санкт-Петербургской государственной театральной библиотеки: Со сцены прозвучала история о самоотверженной работе сотрудников опытной станции, все силы которых под руководством ученого-изобретателя Бодэ брошены на изготовление синтетического каучука. Их главной целью является создание нефтяного комбината, где можно было бы развернуть масштабное производство и добиться полного замещение импортного каучука отечественным. Но на пути к поставленной задаче стоит немало препятствий — неисправное оборудование станции, бюрократические проволочки, внутренние сомнения некоторых участников процесса. Преодолев все преграды, работники станции одерживают победу. Синтетический каучук успешно проходит испытание. Занавес опускается, но через мгновение поднимается снова. На сцене сверкает огнями нефтяной комбинат, звучит музыка, а в зрительном зале зажигается свет. Председатель совещания цеха производства опытной станции Людов обращается к публике. Он открыто говорит, что комбинат — это всего лишь театральная декорация, а им, сидящим в зале инженерам и рабочим, необходимо стремиться к созданию настоящего комбината. Так, в финал произведения неожиданно вторгается тема театра. Публицистический посыл пьесы, обнажение театральной «кухни» и взаимодействие со зрителем подталкивали режиссера Л. С. Вивьена и художника П. П. Снопкова к созданию подчеркнуто условной сценической формы. «Формально театр стремился создать индустриальный реалистически-условный спектакль, который воздействовал бы на зрителя всеми средствами современного театра — музыкой, динамической установкой, светом, кино, радио», — так говорил Вивьен о поставленных задачах.* В некоторой степени постановка Госдрамы была откликом на призыв В. Э. Мейерхольда к реконструкции театра посредством, среди прочего, «использования всех средств, какие налицо в других искусствах […], чтобы органическим сплавом таковых на зрительный зал воздействовать».* Опытная станция на сцене была представлена в виде сложной, подчеркнуто бутафорской конструкции с лестницами и различными трубами. Одним из элементов оформления стал экран, на котором дважды появлялся поставщик импортного каучука Гомберг (сначала — самодовольный, а затем — удрученный). Но достичь органичного взаимодействия актеров с внебытовой конструкцией не получилось: «Актеры честно лазали по лесенкам и не чувствуя в этом никакой необходимости лениво разыгрывали на свой страх и риск обыкновенную “драмочку”».* В игре артистов не было той динамики, которая соответствовала бы стремительному темпу тружеников завода. Только музыка Г. Н. Попова, по свидетельству рецензента, давала «подлинную динамику и напряжение там, где этого не могли сделать неуверенный текст или слабо разработанные сценические положения».* За несогласованность элементов и стилистическую разобщенность жесткой критике подверглась режиссура Вивьена, уделившего «преимущественное внимание» «работе с актерами, да и то не слишком заботясь о смысловых акцентировках».* «Главное противоречие постановки Госдрамы» критик видел «в разрыве между традиционно-бытовой игрой большинства актеров и публицистическими заданиями спектакля, требующими преодоления быта».* Много лет спустя один из авторов пьесы, А. П. Штейн, в неуспехе постановки винил исключительно драматургический материал: «Пьеса была “маловысокохудожественна”. И бедный Леонид Сергеевич [Вивьен] ничего не мог с этим поделать».* В 1930 году рецензенты указывали на недостатки пьесы, такие как бесконфликтность, примитивность образов, сбивчивость композиции, но не спешили снимать ответственность с создателей спектакля. А некоторые очевидцы и вовсе утверждали, что театр не только не скрыл ошибки авторов, но даже усугубил их. Однако, были отмечены безусловно талантливые работы актеров: Я. О. Малютина (Бодэ), Б. Е. Жуковского (Людов), Г. Н. Осипенко (Мозоль), М. Л. Никельберга (Егоров), В. Г. Киселева (Федоров), Е. П. Карякиной (Рокотова). Хотя отдельные удачно проработанные образы на восприятие спектакля в целом существенно не повлияли. От театра ждали «пересмотра старых методов работы»*.