Иванов Арсений Иванович

28.10.1874, дер. Суровец Зубцовского уезда Тверской губ. - ?

Плотник, помощник машиниста сцены

15.04.1890 - 11.02.1943

Уволен в связи с переходом на инвалидность 1-й группы. Артист Я.О. Малютин в книге воспоминаний «Звезды и созвездия» посвятил работникам постановочной части отдельную главу «О людях, которых никогда не видит зритель», где упоминает и Арсения Иванова: «Театральный плотник - не просто человек, случайно работающий в театре. Нет, совсем не так. У него не только профессия театрального плотника, но и вся органика театральная. Человек, выросший в театре, понявший его назначение, изучивший его специфику, невольно интересующийся, если работает в драме - драматическим искусством, если в опере - оперным, - вот он кто. Были целые династии театральных плотников. И мой Прохор Никитич был как раз одним из ярких представителей такой династии. Откуда же она явилась? Надо сказать, что на Александринской сцене она имеет свою интересную историю. Некогда управляющим драматическими театрами Москвы и Петербурга был Потехин. Потехин происходил из помещиков, и из своего имения, которое, если не ошибаюсь, находилось в Тверской губернии, он подбирал пригодных людей, которых определял на те или иные должности по театральному ведомству. К тому времени, когда я поступил в театр, я застал многих потомков таких династий, кроме вышеупомянутого Максимова, Петра Яковлева, Арсения Ивановича Иванова, Якова Федоровича Варламова, интереснейшую фигуру - Василия Алексеевича Миронова и многих других. Все они были потомственными театральными плотниками и по-настоящему любили театр. И вот с легкой руки Прохора Никитича началась моя прочная дружба со всеми этими чудесными скромными тружениками сцены, которые умели искренне и попросту резать тебе правду-матку в глаза. Когда нужно выругать - ругали. Когда ты стоишь того, чтобы тебя похвалили, - хвалили. (...) Было это в пору моей актерской юности. Репетировалась бездарная пьеса Опочинина «Другая жизнь»... Юрьев и Аполлонский отказались играть в таком «шедевре», а мне после них, как молодому актеру, попросту приказали сыграть центральную роль. Я страшно мучился на репетициях, ничего у меня не получалось, да к тому же режиссер Долинов, ставивший пьесу, был груб и нетерпим, а показать сам что-нибудь толком не умел. И на одной из репетиций я дошел до того, что в перерыве, забравшись в дальнюю кулису, просто-напросто разревелся. Там меня и застал тогда еще сравнительно молодой, несколько мрачный на вид, но добрейшей души человек, театральный плотник Арсений Иванович Иванов. Он, помню, как-то неуклюже обхватил меня своими могучими руками и поначалу обласкал, а потом выругал и потребовал, чтобы я прежде всего перестал реветь, так как слезами, мол, ничему не поможешь. А затем довольно мудро посоветовал: «Что ты им, актерам-то, слезы свои показываешь! Ведь они тебя все равно не пожалеют. А ты эти слезы лучше для публики побереги. Вот она оценит». Ну разве такое можно забыть? И ведь настолько он меня вдохновил, что я взял себя в руки и совершенно по-иному стал репетировать и даже удостоился одобрения со стороны капризного Долинова.» (Я.О. Малютин. Звезды и созвездия. СПб., 1996. С. 101-104).