Родом из дворянской семьи. Отец — генерал-майор, топограф, педагог, общественный деятель. Монахов окончил в 1862 историко-филологический факультет Киевского университета. Будучи студентом, зарекомендовал себя как хороший пианист, талантливый пародист, чтец. После окончания университета служил на почтамте, но одновременно практиковался и как аккомпаниатор.
Переехав в Петербург, поступил в Сенатскую типографию на должность младшего корректора, получив чин губернского секретаря, и в течение двух лет вел жизнь чиновника. Он завел знакомства в литературно-театральных кругах, известная оперная певица Д.М. Леонова пригласила талантливого пианиста аккомпанировать ей. В этом качестве Монахов попал в дом поэта-сатирика В.С. Курочкина, сблизившись с участниками кружка сатирического журнала «Искра», на вечерах которого Монахов вскоре стал исполнять песни П. Беранже, куплеты.
Он полудекламировал, полупел. Эта видимая простота исполнения куплетов сразу же завоевала публику. Жанр быстро сделался модным и популярным, а Монахов получил неофициальное звание «короля куплетистов». Ему было свойственно редкое дарование артиста, поднимающего злободневные темы в сатирических куплетах, для него писали «первые перья» отечественной сатиры — В.С. Курочкин, Г.Н. Жулев, Д.Д. Минаев. Его портреты печатались повсюду, о нем писала пресса. Это заставило артиста сделать выбор в пользу сцены. Монахов подал прошение об отставке, которое было удовлетворено.
Он гастролировал по провинции и добился успеха. Препятствием к актерской карьере была непреклонная воля отца, но к началу 1865 Монахов добился разрешения поступить на сцену, получив гарантии материального содержания при условии, что будет служить в императорском театре. В янв. 1865 Монахов подал прошение директору императорских театров А.М. Борху с просьбой о зачислении его на службу и уже через несколько дней дебютировал на сцене АТ, сыграв роль кутилы Любанского («Средство выгонять волокит»): «Страннее всего было видеть… в роли кутилы-студента (сына генеральши) г. Монахова, как дебютанта. Г. Монахов, приобретший себе некоторую известность в качестве рассказчика народных сцен и хорошего чтеца, ничем тут не заявил, да и не мог заявить своих дарований. Выбор подобной роли для дебюта не говорил в пользу дебютанта» (Антракт. 1867. № 10. С. 7).
Только в 1867 Монахов был окончательно зачислен в штат АТ и лишь с сент. 1869 стал получать жалованье и поспектакльную плату. Его взяли в АТ на роли молодых любовников, повес, фатов, и он сыграл их больше сотни. Однако громкая эстрадная слава актера заставляла с осторожностью вводить Монахова в серьезный репертуар. Артист был незаменим в дивертисментах, в ролях с пением. Славу исполнителя куплетов императорская сцена использовала для кассовых сборов. Музыкальный талант Монахова пришелся кстати, т. к. именно в тот момент в АТ ворвалась венская и парижская оперетта. Бесспорной звездой жанра была В.А. Лядова. Монахов стал ее партнером. У него оказались неплохие вокальные данные, незаурядная музыкальность, неподражаемый юмор, имитаторские способности, наконец, привлекательная внешность.
Оперетта раскрепостила его дар, выявив артистические способности. Он исполнил десятки опереточных ролей: Ахилла («Прекрасная Елена»), Рибейру («Птички певчие»), Валентина («Фауст наизнанку»), Мидаса («Прекрасная Галатея») и др. «Г. Монахов в ничтожной роли Ахилла доставил публике истинное удовольствие: он произвел тип недоученного поручика-забияки, вызывающегося решать всякие вопросы; к тому же нахала и обижающегося на всякую мелочь. Порывистое „это почему“ слетает с его уст кстати и некстати и возбуждает неподдельный смех» (НВ. 1868. 30 окт. С. 1. — А-чъ.). А.С. Суворин, ставший суровым критиком Монахова, признавался: «„Прекрасная Елена“ поставлена на русской сцене прекрасно; хоры идут лучше, чем на французской, второстепенные персонажи также лучше: наш Орест (г-жа Лелева), наш Ахилл (г. Монахов), наши Аяксы (гг. Алексеев и Стрекалов) в сильной степени превосходят французских…» (Театр. очерки (1866–1876 гг.). СПб., 1914. С. 235).
Монахов всерьез мечтал о ролях большой драматургии. Пробной стала роль Митрофанушки («Недоросль»). Однако привычка к буффонной игре, стремление рассмешить публику любыми способами отдаляли Монахова от четкой актерской трактовки роли. Критика отметила внешнюю схожесть актера с Митрофанушкой и полное внутреннее несоответствие образу. Монахов, блистательный эстрадный и опереточный исполнитель, слепо применил приемы внешнего комикования, которыми пользовался на эстраде. Подлинный успех в классике пришел к Монахову в роли Молчалина, которую он сыграл, заменив заболевшего Н.Ф. Сазонова. Эта роль была средоточием жизненного и профессионального опыта актера, до АТ прослужившего несколько лет чиновником и не раз встречавшего «молчалиных». В профессиональном плане Монахову все более стали удаваться харáктерные роли. Молчалин был из таких, дававших актеру редкую возможность испробовать свои драм. способности, которые были скорее рациональными, нежели стихийными. Успех в роли Молчалина побудил актера мечтать о роли Чацкого. Однако между этими двумя образами комедии были еще сыгранные Монаховым роли Кочкарева и Хлестакова.
1870-й оказался важным в творческой судьбе Монахова. Актер еще не нашел себя окончательно, но его сценические образы стали отличаться полнотой и яркостью. В драме-былине Н.А. Чаева «Свекровь» он сыграл необычную для него «олеографичную» роль: «Стоит упомянуть о г. Монахове в роли гусляра — роли совершенно новой, по самой своей сущности, в репертуаре этого талантливого актера; он преимущественно комик, по крайней мере, талант его проявлялся до сих пор с этой стороны. Роль же гусляра — роль вводная, требует, во-первых, серьезного и обдуманного чтения, что и исполнил г. Монахов» (Голос. 1870. 15 февр. С. 3).
Положение Монахова в драме заметно укрепилось. Способствовал этому и случай. В столице летом 1870 проходила Всероссийская выставка. Петербургские театральные знаменитости оказались в разъездах, но театры продолжали сезон. Некому было играть ведущие роли. На выставку съехались актеры московской императорской сцены. Монахов сыграл несколько «первых» ролей: Кочкарева в «Женитьбе», мольеровского Тартюфа, Петра Ивановича в «Однодворце», Жоржа Дорси в «Гувернере», Кутузкина в «Виноватой». В последней Монахов до этого уже играл роль Федора, изображая молодого транжиру и прожигателя жизни, создав образ, который был схож с десятками героев, сыгранных актером на сцене АТ. В этот сезон Монахов получил в пьесе уже другую роль — богача Кутузкина. Сыграв ее, он произвел в театре настоящий фурор. Он растрогал зрителей до слез, создав правдивый и драматически насыщенный образ. «Г. Монахов исполнял в первый раз роль Кутузкина. Он был хорошо гримирован и очень умно, с чувством меры вел свою роль. В сцене объяснения с женою (3 акт), он был прекрасен; в начале пятого акта г. Монахов несколько горячился, что помешало цельности исполнения. Если принять в соображение, что роль Кутузкина первая серьезная драматическая роль, исполненная Монаховым, то нельзя не сказать, что он с честью вышел из испытания» (Голос. 1870. 14 июля. С. 2).
В «Гувернере» Монахов играл роль Жоржа Дорси, певшего в спектакле пикантные французские куплеты. Эта роль была словно создана для Монахова, и он достиг в ней подлинного триумфа. Такой же шумный успех сопутствовал актеру в роли гоголевского Кочкарева: «Появление его в роли Кочкарева представляет собой перелом в артистической деятельности г. Монахова, это — первый шаг на новом пути и, признаться, шаг весьма удачный», — восхищался актером А.А. Соколов (ПЛ. 1870. 6 июня).
Однако роль Тартюфа, как считала критика, оказалась ему «положительно не по силам» (Петерб. газ. 1870. 5 июля. — Другой). Он больше читал эту роль, нежели играл ее, классический текст привлекал его больше, чем характер героя. Он подошел к раскрытию образа рационально, умозрительно, с филологической точностью (здесь и далее с ним сыграло злую шутку его университетское образование). «Роль Тартюфа исполнял г. Монахов, который в последнее время взялся не шутя за серьезные роли и игрой в некоторых комедиях… успел доказать, что и на этих ролях он может быть хорошим и полезным актером, но он только начинает, только учится этим серьезным ролям, а потому нечего и удивляться, что он не совпадал с ролью Тартюфа, которая по праву может быть названа одной из труднейших. Тут нужно много умения, чтобы передать такой характер, как характер Тартюфа, и г. Монахов оказался слаб в этом случае» (СО. 1870. 5 июля. С. 372–373).
Но это не помешало Монахову в летний сезон 1870 стать вровень с ведущими актерами АТ, что было замечено дирекцией императорских театров. Во избежание перехода актера в киевский театр, с ним заключили контракт на три года, назначив ему высшее жалованье. В 1870 представился случай сыграть и Хлестакова: опять заболел Сазонов, и Монахов было предложено срочно заменить его. «С первого появления на сцену, с первых слов и жестов, ясно было, что г. Монахов тщательно и долго изучал свою роль… Тон, взятый г. Монаховым, был очень верен; переходы от трусости перед городничим к нахальству и уверениям, что его „высечь нельзя“, были выполнены прекрасно… Третий акт прошел как нельзя лучше. Хлестаков увлекался и разгорался все больше и больше, увлекая за собой зрителей. Роль сливалась с исполнителем и шла вполне легко и свободно. Переход к внезапному опьянению был исполнен мастерски. Хлестаков, разгорячившись и дойдя во вранье до того, что сам государственный совет его боится, вскакивает с места; но тут (что физиологически верно) хмель бьет ему в голову, и он едва попадает в кресло и в первую минуту только хлопает глазами, говоря „вздор… отдохнуть“: затем несколько приходит в себя, но чувствует, что уже не в силах продолжать болтовню. За эту сцену г. Монахов единодушно был вызван четыре раза. Четвертый акт г. Монахов вел с замечательным тактом и постепенностью; Хлестаков забывался и нахальничал все больше и больше… Общее впечатление таково: г. Монахов совладал с главнейшей частью роли, и можно наверно сказать, что он совладает и с частностями; вообще исполнение им роли Хлестакова надо назвать прекрасным, обдуманным, вполне серьезным, во многом способствовавшим оживлению всей пьесы» (Голос. 1870. 18 окт. С. 2).
Даже такой непомерно строгий критик творчества Монахова, как Суворин, отметил, что «сам Гоголь был бы доволен актером»: «Роль Хлестакова поставила его высоко во мнении публики и ясно доказала, что он артист в душе» (Петерб. газ. 1870. 9 окт.). Однако эта восторженная оценка критика вскоре сменилась осторожными, а затем и негативными суждениями: «В последнее время он сыграл Хлестакова, местами недурно, но типа не создал, и я того мнения, что у него нет сил для типического воспроизведения живых людей» (Суворин А.С. Театр. очерки. С. 359).
За десять лет работы в АТ Монахов сыграл 138 ролей. Не все они были равнозначны. Ему не удавались роли в пьесах Островского, хотя он их играл много: Коршунов («Бедность не порок»), Городулин («На всякого мудреца довольно простоты»), Счастливцев («Лес»), Дмитрий Самозванец («Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»). О последней Суворин писал: «Из других исполнителей придется назвать одного г. Монахова — его несколько раз вызывали, но он не совсем справился с ролью и местами сбивался с тона. В самом начале он стал было говорить с польским акцентом, но тотчас бросил это; своей игрой он намекал на характер Самозванца, но не воспроизводил его» (Театр. очерки. С. 413).
Однако вершиной творчества Монахова стала роль Чацкого, к которой он долго готовился. И.А. Гончаров (друг Монахова и его сестры) именно этой постановке посвятил ст. «Мильон терзаний». «Он очень хорошо говорил свою роль и до значительной степени, именно в первых двух актах, овладел ею», — писал Гончаров об игре Монахова. (ВЕ. 1872. № 3. С. 456). Гончаров отмечал, что Монахов подошел к роли не как успешный jeune premier, «франт, „кавалер“, — словом, герой романа или пьесы». Но внешний успех Монахова все же мешал актеру, и это подметил Гончаров: «Минута живого, пылкого свидания с Софьей пропала, но, кажется, не по его вине. Вероятно, эта минута будет пропадать у него всегда, благодаря шумному приему, рукоплесканиям. Артист останавливается, так сказать, на бегу, и уже охлажденный подходит к Софье» (Там же). Монахову удалось главное в роли, а именно «просто, естественно, с тем приличием, какое идет к личности Чацкого», показать как частные, так и общественные «терзания» героя. Но это удалось лишь внешне, и Гончаров признается, что именно «этого “мильона терзаний” г. Монахов не выразил».
Монахов сыграл Чацкого лишь однажды, в свой бенефис, и ему не удалось внести изменения в рисунок роли. Впрочем, это не изменило бы ее сути. А Гончаров, лишь однажды напечатав разбор игры Монахова, более никогда не включал его в состав ст. «Мильон терзаний». Позднее Монахов сыграл в «Горе от ума» еще одну роль — Репетилова (1877). И здесь было больше «совпадений», больше внешних реакций, на которых, собственно, и строится образ, созданный эффектным искусством Монахова. Взятые «вершины» русской классической драматургии вскружили голову Монахову. Он стал вести разгульный образ жизни, пристрастился к спиртному, наркотикам. Это отрицательно сказалось на работе: актер часто играл спустя рукава, иногда в нетрезвом состоянии, не являлся на репетиции и даже на спектакли. Личность Монахова разрушалась на глазах. В 1877 Монахов скончался. Его похороны собрали многотысячную толпу поклонников актера.
Лит.: Брокгауз; ТЭ; Вольф, 3. С. 37, 38, 40–46, 49, 52, 54–56, 59–61, 91–92; Де-Лазари К.Н. И.И. Монахов // ЕИТ. 1897/98. Прил. Кн. 1. С. 29– 54; Кузнецов Е.М. Из прошлого рус. эстрады. М., 1958. С. 155–158.
Арх.: РГИА. Ф. 497. Оп. 2. Д. 21035; РО ИРЛИ. Ф. 163. Оп. 1. Д. 151, 152.
Лопатин, А. Монахов И.И. // Национальный драматический театр России. Александринский театр. Актеры, режиссеры : энциклопедия... — Санкт-Петербург : Балтийские сезоны, 2020. — С. 483-485.
Читать далее