Виноградов Василий Иванович

1824 - 23.01(04.02).1877, Санкт-Петербург, похоронен на Митрофаниевском кладбище.

Артист

1870 — 1877

Настоящая фамилия Абрамов. Родился в семье нижегородского мещанина, был учеником и прислужником в Арзамасской школе живописи А.В. Ступина. Воспитанники школы устраивали спектакли, Виноградов увлекся ими и в нач. 1840-х ушел на профессиональную сцену. Выйдя из школы живописи, он читал по складам и только печатный текст. Актерский путь начал в Калуге в 1843, где занимал скромное положение. Играл не только в комедиях и драмах, но и пел басовые партии в операх. Внешность его казалась не сценичной: коренастый, полный, с круглым лицом, с маленькими глазами и вздернутым широким носом. В 1850-х пользовался успехом как даровитый актер на амплуа резонеров, комических стариков, «холодных злодеев». Прославился с появлением бытового репертуара А.Н. Островского. Работал в Киеве, где в 1850 его назвали «любимцем Киевской публики» (ИРДТ. Т. 4. С. 259), Казани, Астрахани, Одессе, Кронштадте и др. Где бы ни служил Виноградов, он привозил с собой роли Расплюева («Свадьба Кречинского»), Юсова («Доходное место»), Русакова («Не в свои сани не садись»), Бессудного («На бойком месте»), Брускова («Тяжелые дни»). Поклонники артиста говорили, что В. для провинции то же, что П.М. Садовский для столиц. Нек-рые современники, правда, упрекали актера в карикатурности рисунка и в недостаточной его обдуманности. Исполнение В. роли Брускова было традиционно водевильным: его герой с подвязанным огромным животом, с жирными кулачищами и зычным голосом был «страшен лишь для трактирной посуды» (Харьковские губ. вед. 1860. № 41. Приб.). Актер строил роль прямолинейно и пользовался грубыми красками, превращая Тит Титыча в подобие «пузатого самовара красной меди» (Киевлянин. 1868. 9 апр.). В. приходилось «кричать и кулаками размахивать, потому что он смешон, а не страшен» (Там же). В роли Юсова был убедителен и достоверен — «явился человеком пожилых лет, с сединами на голове, с выражением в лице служебной формальности и не совершенного равнодушия к горячительным напиткам» (Крути. С. 132). Ограниченность дарования артиста отчетливо обнаружилась позже, когда он вошел в петерб. труппу. До перехода в АТ, работая в крупных провинциальных театрах, считался актером броских элементарных решений. Внутр. существо роли он обычно подменял выпуклой, удобочитаемой характерностью, тяготение к к-рой заметно окрепло в его творчестве под влиянием бытового репертуара. Удачами В. становились роли, не сопротивлявшиеся однозначным толкованиям. Продолжая давнюю традицию сатирического изображения чиновников на сцене, он играл Городничего («Ревизор») и Юсова. В. любой бытовой штрих превращал в самостоятельный номер. Подобная несложная характерность становилась недостаточной не только для Тихона («Гроза») или Краснова («Грех да беда на кого не живет»), но даже для Брускова. В творчестве В. преобладала мастерская отделка внешнего облика. Не всегда уместно пробивалась буффонность; восхищения рецензентов прекрасно сделанной ролью нередко сопровождались упреком в «фарсах». Однако в обычной односторонности, некоторой духовной примитивности образов, созданных В., сказывалась не столько ограниченность таланта, сколько его направление. Актер воссоздал знакомую ему грубую, жестокую действительность, где были примитивны людские помыслы и просты способы их проявления. Крестьянина Засиму из комедии А. А. Потехина «Шуба овечья, да душа человечья» В. рисовал как широкую и мягкую натуру, вызывая у зрителей слезы. Но его Любим Торцов только сначала был трагической фигурой. Затем, не без влияния местной критики, стал просто пьяным, по-своему самодурствующим побродягой. В изображении им Краснова разыгрывалась вовсе не драма человека сильных и чистых чувств, потрясенного открывшимся обманом. На сцене снова являлся «темный» мир, герой которого вовсе не склонен к сложным душевным переживаниям, способен на любое античеловечное действие. Именно социальная типичность образов обеспечивала В. успех у публики, прежде всего у демократической интеллигенции. В мае 1870 В. был приглашен в АТ сыграть несколько ролей и остался исполнителем на первые комические и бытовые роли. По словам Ф.А. Бурдина, первое время В. «играет с большим успехом», затем, «после дебютов, что ни играл, все портил, а ролей в зуб не знает» (Островский и Бурдин. С. 108, 112). Плещеев в своих воспоминаниях говорил о В. как о человеке тучном, спокойном, на вид грубоватом, но на сцене он оживал, заливался раскатистым смехом. Актеры болтали о нем, что В. в молодости был банщиком где-то в провинции. Культурностью он не отличался, несмотря на то что хотел казаться человеком виды видавшим и все знавшим. «Он служил одновременно с Самойловым, и, случалось, разыгрывали вместе фарсы. Что они делали, например, в шутке „Мужья одолели“: Виноградов — Теряев, Самойлов — Шмерц. Театр умирал с хохоту» (Плещеев. С. 83–84). В имп. драм. труппе В. не занял особенно заметного места. Критика одобряла его преим. в эпизодических бытовых ролях: Мухояров («Правда — хорошо, а счастье лучше»), Бургмейер («Ваал») и др. Для роли Городничего (1872) В. не доставало ни силы, ни юмора. В острокомедийных ролях, напр. Перишона в комедии «Тетеревам не летать по деревам», он стремился лишь к внеш. эффекту. Играя Тихона, комедийно начинал роль и бесцветно ее завершал. В АТ сыграл 84 роли. Лит.: Вольф, 3. С. 45, 46, 48, 50–52, 54–56, 58–60, 64, 92, 93; Альтшуллер. Театр… (ук.); ЕИТ. 1901/02. Прил. 4. С. 61–64; Петровская И.Ф. Театр и зритель провинц. России: Вторая пол. XIX в. Л., 1979 (ук.); Театр. наследство. Сообщения и публикации: Сб. М., 1956. С. 327; Некр.: СО. 1877. 25 янв. С. 2. Арх.: РГИА. Ф. 497. Оп. 2. Д. 22102, 22279. Орешникова, Д., Ряпосов, А. Виноградов В.И. // Национальный драматический театр России. Александринский театр. Актеры, режиссеры : энциклопедия... — Санкт-Петербург : Балтийские сезоны, 2020. — С. 166-167.