Вернуться
Каратыгин (Каратыгин 1-й, Каратыгин больший) Василий Андреевич, артист
Каратыгин (Каратыгин 1-й, Каратыгин больший) Василий Андреевич, артист
Персоналия
Каратыгин (Каратыгин 1-й, Каратыгин больший) Василий Андреевич
Годы жизни
26.02(10.03).1802, Санкт-Петербург - 13(25).03.1853, Санкт-Петербург, Смоленское кладб. в 1936 прах перезахоронен в Некрополе мастеров иск-в. Александро-Невской лавры.
Вид деятельности
Период работы в театре
Биография
Из актерской семьи. Его родители А.В. и А.Д. (урожд. Полыгалова; по сц. Перлова) Каратыгины; брат П.А. Каратыгин (по сц. Каратыгин 2-й), комик и водевилист. Окончил гимназию, обучался в Горном кадетском корпусе, служил в Департаменте внешней торговли. Принимал участие в домашних спектаклях, где проявились его артистические способности. Ученик А.А. Шаховского, затем П.А. Катенина, знатока античной драмы и поклонника французского театра. В 1833, 1835 — московские гастроли, послужившие причиной полемики об актерском искусстве, в которой приняли участие многие литераторы и критики, в том числе и В.Г. Белинский. 1845 — поездка за границу. За 33 года сценической деятельности сыграл более 250 ролей. С 1825 женат на А.М. Каратыгиной (урожд. Колосовой), которая стала постоянной партнершей артиста. Дебютировал в мае 1820 в бенефис своего отца в роли Фингала. «Дебют брата, — писал П.А. Каратыгин — по справедливости, должен быть внесен в театральную хронику как самый удачнейший на русской сцене» (Зап. С. 85). И хотя современники отмечали, что «при первом дебюте Каратыгин был робок, неразвязен и неловок» (Арапов. С. 296), многие из них увидели в нем преемника А.С. Яковлева. Последующие дебюты: в роли Эдипа («Эдип-царь»), в роли Танкреда в одноименной трагедии, в роли Пожарского в одноименной трагедии — закрепили успех и сразу сделали дебютанта любимцем публики. Видевший Каратыгина в первых двух дебютах А.А. Жандр отмечал, что «Каратыгин везде разнообразен: в сильных порывах страстей, в переходах от одного чувства к другому, в простом разговоре. …Игра его жива, натуральна, умно обработана». (СО. 1820. Ч. 62. № 23. С. 174). В июле 1820 Каратыгин был зачислен в труппу императорского театра; занимал амплуа трагического героя, играл первые роли в классической трагедии и драме. «Сама природа создала В.А. Каратыгина трагическим актером, дав ему высокий рост, прекрасный стан, ловкость в приемах, выразительные черты лица и громкий, звонкий, приятный голос» (Репертуар рус. театра. 1840. Т. 1. Кн. 3. С. 23. — Ф.В. Булгарин). «Величественная наружность» Каратыгина в роли Димитрия («Димитрий Донской») произвела огромное впечатление на московского критика в 1833: «Никогда не видывал я артиста, счастливее созданного для сцены. Этот колоссальный рост, эта торжественная, истинно царская осанка, движения, соединяющие в себе изумительное величие с очаровательною стройностью, орган могучий, Стенторовский: все сии сокровища редко соединяются природою в одном любимце» (Надеждин Н.И. Лит. критика. Эстетика. М., 1972. С. 349). Выбирая актера на главную роль в переведенной им трагедии Расина, П.А. Катенин писал в одном из писем к А.М. Колосовой: «Баязет должен быть высок ростом, смугл, мужествен, горд, прямодушен, упрям: это — друг наш Базиль» (Размышления и разборы. М., 1981. С. 263). 1830–1840-e — расцвет творчества актера. Он выступал в классицистских трагедиях Расина и Вольтера и в романтических драмах Гюго и Дюма, в «слезных комедиях» Коцебу и в ист. былях Полевого, в мелодрамах Дюканжа и в трагедиях Шекспира и Шиллера. Отточенность пластики, выразительность декламации, историческая точность — основные черты его творческого метода. В роли Карла Моора («Разбойники»), он «пластически… был превосходнее, нежели когда-либо» (Надеждин Н.И. Лит. критика. Эстетика. С. 359), в роли Лейчестера («Мария Стюарт») «имел случай блеснуть всем изяществом своей пластики и сценическим умом актера» (Молва. 1835. № 19. С. 320. — Н.И. Надеждин?). По свидетельству Булгарина, Каратыгин «является на сцену не актером, но подлинником, тем лицом, которое автор заставляет действовать» (Репертуар рус. театра. 1840. Т. 1. Кн. 3. С. 23). Поэтому в роли Альмавивы («Свадьба Фигаро») он «настоящий вельможа» (Сын отечества и Сев. архив. 1829. Ч. 2. № 13. С. 357. — А.А. Жандр); в роли Нино он «может делить с г. Полевым славу создания „Уголино“» (Белинский. II. С. 364); в роли Ермака в одноим. трагедии А.С. Хомякова он был «идеален, огромен, велик», он «выставил нам идеальную рыцарскую фигуру Ермака в том самом свете, в каком носилась она перед воображением поэта. …Но отлил эту роль в идеальные классические формы… …Никогда не забудется нами эта идеальная фигура Ермака на берегу Иртыша! Здесь бы, кажется, художник схватился за кисть!» (Моск. наблюдатель. 1835. Ч. 1. Кн. 1. С. 675. — С. Шевырев). Но именно «картинностью» он не понравился Н.И. Надеждину во время московских гастролей 1835. Вот как выглядела одна из сцен «Ермака» в его трактовке: «Он поднял свой меч, поставил на стол, облокотился на него руками, положил на рукоятку подбородок и в таком антиграциозном и неприличном положении к делу, рассматривал венец, пробормотал, погубил прелестные стихи Хомякова» (Молва. 1835. № 16. С. 263). По мнению критика, артист не понял роль, смотрел на нее «не с истинной точки зрения». Ф.А. Кони называл его актером «мыслящим», созданным для «сильных, высоких, шекспировских характеров, где есть работа уму и творчеству художника» («Пантеон». 1841. Ч. 2. № 6. Прил. С. 110). Но и здесь Каратыгин был верен себе. В эти годы его мало интересовала психологическая сложность героев шекспировских трагедий. В его исполнении Отелло — дикий ревнивец, который все время подозревал Дездемону в измене. Главное в «Гамлете» — борьба за престол. В «Короле Лире» Каратыгин подчеркивал величие Лира; особенно поражала современников детально разработанная сцена безумия. Белинский считал, что «его всегдашнее орудие — эффектность, грациозность и благородство поз, живописность и красота движений, искусство декламации». К., по его мнению, особенно хорош, «когда падает в ноги отцу, обнимает его колена, бросается в объятия к жене, целует сына и, держа его на руках, бегает с ним по сцене, бросается в Иртыш, когда уносит на руках отравленного Скопина-Шуйского, допрашивает Фидлера и выбрасывает его в окошко» (Белинский. I. С. 186). Но искусство Каратыгина эволюционировало. Уже в 1840-е в его игре появилось больше простоты и естественности, стало меньше утрированных жестов и статуарных поз. Тот же Белинский писал: «Когда я увидел Велизария-Каратыгина, в триумфе везомого народом по сцене в торжественной колеснице, когда я увидел этого лавровенчанного старца-героя, с его седою бородою, в царственно-скромном величии, — священный восторг мощно охватил все существо мое… А между тем артист не сказал ни одного слова, не сделал ни одного движения — он только сидел и молчал… …В продолжение целой роли — благородная простота, геройское величие видны были в каждом шаге, слышны были в каждом слове, в каждом звуке» (Там же. С. 322). Каратыгин много работал над ролью, оттачивая каждый жест перед зеркалами, которыми была уставлена его репетиционная комната, всегда твердо выучивал свои роли и просил суфлеров «не сбивать его напрасным усердием». Его игра всегда была осознанна и обдуманна. Белинский отмечал, что в роли Людовика XI актер как бы переродился, его нельзя было узнать: «Дряхлый старик… король-плебей… но сквозь внешний плебеизм которого ни на минуту не перестает проблескивать луч царственного достоинства, даваемого правом рождения и привычкою повелевать с младенчества. В каждом слове, в каждом жесте вы видите характер исторического Людовика XI! Посмотрите, как он согнулся, как часто он кашляет, задыхается, как медленна и слаба его походка, какое коварство в его будто бы простодушном смехе, как он все видит, притворяясь, что ничего не видит, как он умеет прикинуться обманутым, чтобы вдруг и врасплох схватить свою жертву и заставить ее во всем сознаться; заметьте, как уж чересчур обыкновенен его язык, простонародны манеры, грубы шутки и как сквозь все это виден король, знающий, что он король, уверенный в своем могуществе, в силе своего ума и непреклонной воли! — Вот вам игра Каратыгина…» (Там же. С. 375). Др. роли: Чацкий («Горе от ума»), Фердинанд («Коварство и любовь»), Жорж Жермани («Тридцать лет, или Жизнь игрока»), Дон Карлос («Дон Карлос»), Ипполит («Федра»), Неизвестный («Параша Сибирячка»), Эссекс («Елизавета и граф Эссекс»), Ричард («Иваной, или Возвращение Ричарда Львиного Сердца»), Кин («Кин, или Гений и беспутство»). Лит.: Брокгауз; РБС; БСЭ; ТЭ; РП; Черейский; Арапов. С. 295–297, 299–302, 303, 311, 313, 319, 327, 328, 333, 337–343, 345–347, 351, 353–355, 358, 359, 363, 367–374, 379, 382; Вольф, 1. С. 2, 4, 7, 14–19, 22, 24, 28, 31, 33–35, 39, 44, 51, 52, 59–61, 68, 70, 71, 76, 78–80, 86, 89, 95–97, 101, 105, 109, 113, 114, 118, 119, 124, 126, 131, 132, 136, 150– 153, 157–162, 168, 169, 174; Вольф, 2. С. 70, 82, 92, 101, 110, 119, 128, 136, 145, 154, 164, 175, 188; Каратыгин (ук.); Катенин П. А. Размышления и разборы. М., 1981 (ук.); Белинский (ук.); Григорьев (ук.); Владимирова Н. Б., Романова Г. А. Любимцы Мельпомены. В. Каратыгин. П. Мочалов. СПб., 1999; Владимирова, Кулиш. С. 312–404; Альтшуллер. Театр… С. 8–46; Кудряшова Н. Василий Каратыгин // Актеры-легенды Петербурга. СПб., 2004. С. 166–173. Арх.: РГИА. Ф. 497. Оп. 1. Д. 1981. Майданова, М. Каратыгин В.А. // Национальный драматический театр России. Александринский театр. Актеры, режиссеры : энциклопедия... — Санкт-Петербург : Балтийские сезоны, 2020. — С. 333-334.
Cпектакли
"Дева Орлеанская", 1822 (Лионель)
"Коварство и любовь", 1827 (Фердинанд фон Вальтер, сын президента, майор)
"Тридцать лет, или Жизнь игрока", 1828 (Жорж)
"Мария Стуарт, королева Шотландская", 1829 (Роберт Дудлей, граф Лейстер)
"Дон Карлос, инфант испанский", 1829 (Дон Карлос)
Показать все (40)